В Саддамовские времена (до марта 2003 года) все съёмки согласовывались и утверждались только через «министерство правды» Ирака, никакая самодеятельность была невозможна, ведь иначе можно было вылететь из страны в 24 часа. И вздумалось нам попросить разрешение на съёмку какой-нибудь деревни, а то беспрерывно одно и тоже – Багдад, хотя и в разных аспектах, но уже он немного навяз в зубах. И театр снимали, и футбол, и птичий рынок, и музеи, не говоря уже о знаковых местах, а душенька разнообразия хотела, хотелось свежей картинки, хотелось новенького. Ну и утвердили нам съёмку в какой-то глухоперди.
Утром, часам к десяти, к гостинице подъехал на своём «медресесе» наш шофёр Муштак вместе с переводчицей Худой (не худой, просто так её звали – Худа). Мы с писакой и камерой разместились на заднем сиденье, а в багажник запихнули штатив, микрофоны, аккумуляторы, провода и, самое главное (!), литровую бутылочку «Вани Пешехода» Black label (12 лет однако). Азия это такая штука, что желательно, да что там желательно, – необходимо!, треть стакана до еды, треть после, ни и неплохо треть во время, но об этом в странах «иншаллы» можно только мечтать. Мы с писакой выехали, как говорится, «ни в одном глазу» – впереди ждала неизвестная глухая деревня и кто знает, как отреагируют правоверные деревенские мусульмане на спиртовое амбре.
Дорога была долгой, ехали часа три по прекрасной трассе пролегающей через пустыню (я же обещал, пустыня будет!), и мы с писакой развлекались тем, что писали печатными буквами в тетрадку Худе (сидящей на переднем сиденье) различные стишки (преимущественно из «чёрного» юмора, помните – «Мальчик в поле нашёл пулемёт…», «Мне мама в детстве выколола глазки…», «Трамвай переехал отряд октябрят» и всё в таком духе). Уж очень Худа хотела усовершенствоваться в русском языке, ну и мы, соответственно, помогали как могли, пытаясь устно раскрыть Худе всю красоту скрытого подтекста. А как же пустыня? Да ничего особенного, особенно когда мысли заняты обучением человека – некогда глазеть по сторонам.
Приехали в какой-то оазис, вышли из машины и на пороге здоровенного дома нам полили воды на руки, после чего мы обнялись со встретившим нас старейшиной и были приглашены в дом. В гигантской прямоугольной зале (метров 50 квадратных, наверное) мы, вместе с кучей уважаемых деревенских жителей сели по-турецки на коврики на полу, вдоль стен (мы, конечно, по правую руку от хозяина). Народу набралось человек 25 и первым делом всем принесли и предложили по стакану воды – в пустыне это первое, что предлагают человеку.
И вот тут-то в моей голове зашевелились чёрные мыслишки – отказаться от воды, это нанести обиду хозяину, но…, а что это за вода, откуда, когда и кем мылся стакан и т.п. Но, самое главное, возникли, почему-то мысли о гепатите, о недостижимой бутылке вискаря, о том, когда же всё это кончится, но больше всего мыслей было о гепатите, об инкубационном периоде и т.д.
Часа полтора мы беседовали, после чего в комнату втащили пяток здоровенных блюд с пловом, вокруг которых все сели в кружок и начали, как положено!, правой рукой захватывать еду и нести её в рот. Руки у соседей, как у всех крестьян, были соответственного цвета с траурной каймой под ногтями. Мысли о гепатите становились всё отчётливей и отчётливей. После плова был, как положено, чай с разговорами. А время возможного инфицирования уже, прямо скажу, стучалось в пятую точку.
Дальше были съёмки, когда староста с сотни метров укладывал из винтовки пули в консервную банку (Когда ж у него патроны кончатся, думалось мне), куча интервью с жителями деревни о том, что они будут делать если придут америкосы («Кровь и душу отдадим за Саддама!» и куда нам нахр столько одинаковых интервью?, думалось мне и мечталось побыстрее припасть к живительному «Ване Пешеходу»), снимали работу крестьян в поле, поснимали в домах селян, где обязательно сначала угощали водой, а мне, да и писаке, я думаю, мечталось только о том, чтобы в стакане была не неизвестная вода, а наш 12-ти летний вискарь. Можно и два стакана.
Наконец, о какое счастье!, наконец всё закончилось, попрощались, расцеловались, загрузились в машину и скорей, скорей, прочь из деревни. Только выехали на трассу, как мы с кором заорём в голос : «Стоп Муштак! Открывай багажник! Всем оставаться на своих местах и не сметь выходить из машины!». Рванули к багажнику, трясущимися руками свинтили пробку и давай по очереди хлебать из горла (корреспондента всё время тоже донимали мысли о гепатите – редкостное единомыслие!). Выпили 2/3 пузыря и разрешили Муштаку вместе с Худой размять ноги, пока мы «закусывали» вискарь «курятиной». А вокруг нас простиралась пустыня (я же говорил – пустыня будет!). Перекурив, мы скомандовали : «По местам!», а пока водитель с переводчицей устраивались на своих сиденьях, мы, под прикрытием крышки багажника, добили «Ваню Пешехода». Почти всю обратную дорогу мы с писакой проспали, в надежде, что виски, всё-таки, сильнее любой бациллы.
И правда, всё обошлось, гепатит погрозил пальчиком и прошёл мимо. Пустыня прекрасна, как и жизнь без гепатита. Ура!
Все хорошо,что хорошо кончается! Обеззараживающее по прямому назначению пошло, своё дело сделало. Плов хоть вкусный был?
Плов был замечательный, жалко нельзя было во время трапезы прильнуть к источнику «живой воды», и перед тем никак нельзя было – посередь деревни с горла не хлебнёшь, а если и хлебнёшь втихаря, то такой «факел» будет от тебя, что ой-ёй-ёй!
Чудесный рассказ. Насмеялась от души. Про пустыню, то что в скобках – шедевр. И про Худу – супер.
Спасибо!!
Про Худу у меня есть несколько историй, а одна из них просто премиленькая.
Так чему Вы её ещё научили?
К слову однажды в Ликбезе есть подбор синонимов Мой подарок Вам. В чате письмо нераскрытое по этому поводу висит. :))