116
Может это не «ошибка автора», а его «ошибка по Фрейду»? В этом описании прорвалась на свет идея условности, относительности времени. То, что мы привычно разделяем на прошлое, настоящее и будущее, на самом деле есть нечто единое, цельное. Именно так Бог воспринимает мир, созданный Им, потому что Он — вне потока времени.
Но и у человека подчас бывают такие моменты прозрения, когда он ощущает цельность бытия, ощущает, как всё со всем связано, причём эти связи могут тянуться не только из прошлого в будущее, но и наоборот. Это уже мысль, высказанная в «Чагине»
В «Авиаторе»Платонов, придя в сознание после разморозки, не помнит своего прошлого, и память постепенно возвращается к нему благодаря ведению записей. А вспоминает он прежде всего явления. Доктор Гейгер, наблюдающий за размороженным, пишет в своём дневнике:«Иннокентий сказал, что его формировали не побои в лагере. Совсем другие вещи. Например, стрекотание кузнечика в Сиверской. Запах вскипевшего самовара».
Платонов, споря с Гейгером, говорит, что время — это последовательность событий. События же — это что-то большое, всем очевидное, вроде войны, революции, катастрофы. Но кроме «событий», есть ещё и «явления». Шмель опустился на цветок, созрел крыжовник на кусте, солнце после грозы пробилось сквозь тучи… Вот такие явления — они вне времени, и, что самое важное, именно из них состоит основа жизни, благодаря их восприятию выстраивается основа человеческого духа. Именно память о явлениях позволяет ему «пересобрать себя», не только вспомнить, что с ним было раньше, но и преодолеть шок от случившегося, осознать и принять произошедшее не только с ним, но и со страной.
Это вторая стержневая идея романа — осмысление случившейся в России катастрофы. По мысли Платонова, главная её причина лежит не в политико-экономической плоскости. Просто долго, очень долго в людях накапливалось зло (в тексте употреблено более резкое выражение, и в связи с этим вспоминаю и нахожу оправдание обсценной лексике нашего оператора Е.). Внутреннее зло разных людей начало резонировать, усиливать друг друга. Когда этот резонанс достиг критического уровня — рвануло так, что никому не показалось мало. Возможно, тут та же мысль, что и в известной цитате Достоевского «все виноваты во всём».
Водолазкин, по сути,показывает метафизический механизм социальной катастрофы. Человек — существо социальное. Между людьми есть взаимодействие не только на уровне политики и экономики, но и на духовном уровне, когда грехи одних побуждают грешить других. Другими словами, не крепостное право и отсталость причина революции, а накопившиеся и взаимодействующие друг с другом человеческие подлости проявлялись и в крепостном праве, и в отсталости, и в революционных потрясениях. Внутреннее зло всегда найдёт себе дорогу вовне. Не одни форматы, так другие.
Впрочем, Платонов говорит и о резонансе добра — но признаёт, что этот резонанс действует слабее. Собственно, ничего оригинального — падать проще, чем летать.
Отсюда, кстати, вытекает и ещё одна стержневая идея — бессмысленность обиды на власть и бессмысленность мести негодяям.
Платонов, пройдя все круги ада в соловецком лагере, не испытывает никаких иллюзий по поводу советской власти. Он не считает (в отличие, например, от наших современных неосталинстов), что зло было необходимо, что из такого зла рано или поздно вырастет добро. И потакать злу, соглашаться со злом, благословлять зло он не намерен.
Однако он понимает, что это зло вызревало в человеческих душах столетиями в нашей стране, и потому никаким кавалерийским наскоком с ним не сладить. Власть подлая, бесчеловечная, жестокая? Да, верно. Но какой смысл этому ужасаться? Да, не роза, а сорняк — но вырос он на изливающемся из миллионов душ навозе. Чтобы стало лучше, надо менять почву – человеческие души, и никакого другого способа её поменять, учитывая «резонанса добра», не просматривается. А чтобы этот резонанс произошёл, необходимо самому оставаться человеком, даже находясь в бесчеловечных обстоятельствах. Может быть, этого условия и недостаточно — однако оно необходимо.
По отношению к власти Платонову определиться всё-таки проще, чем по отношению к совершенно конкретным людям — садисту Воронину, стукачу Зарецкому. Платонов, при всей своей незлобивости и врожденной вере, не может их простить, его тянет к мести. Он помнит и принимает христианскую максиму — осуди грех, но прости грешника. Это только легко сказать, тем более если этот грешник на твоих глазах изнасиловал знакомую тебе девушку? А если он оклеветал отца твоей возлюбленной? Тогда прощение — высший пилотаж! Чтобы так простить, до такого прощения ещё надо дорасти. А это путь подчас длиною в жизнь (вспомним ещё и героя другого романа Водолазкина – Чагина). Главное при этом — запрет на мщение. Да, между отказом от мщения и прощением — огромное расстояние, и не всякий человек сумеет в итоге простить. Но, по крайней мере, можно запретить себе месть, запретить себе соблазн почувствовать себя «бичом Божиим». Нет ничего хорошего в такой мести и не будет, и главному герою приходится это осознать.
И ещё о чём хотелось бы сказать: полученный в детстве заряд любви, доброты и красоты помогает человеку не сломаться в самых страшных обстоятельствах. У Иннокентия Платонова было счастливое детство, были любящие и понимающие его родители. Он рос, как нежный цветок в оранжерее. Именно опыт счастья, опыт любви и теплоты — удерживали его от отчаяния, не дали сломаться. Все эти неважные с точки зрения прагматика мелочи — стрекот кузнечика, запах самовара, мамина улыбка — окружали его душу защитной бронёй. Эти явления помогают справиться с натиском событий.
Многие с такой точкой зрения могут не согласиться. Для некоторых наших современников такой опыт любви и теплоты – минус. Они уверены, что ребёнка с младых ногтей нужно готовить к суровой прозе наших дней, закалять его всяческими трудностями и лишениями — лишь тогда он не сломается, выйдя из тепличных условий детства в суровые будни взрослой жизни. Но может поэтому в нашей действительности столько человеческой жестокости. Жестокости тех, кого недолюбили.
