Образцом такого творческого подвига, несомненно, является Михаил Леонидович Лозинский.

Открывая новую для себя книгу зарубежного автора, читатель простодушно проходит мимо фамилии переводчика, не подозревая даже, что труд переводчика и есть тот самый творческий подвиг. Читатель воспринимает книгу через призму мыслей и эмоций этого «бойца невидимого фронта», который является связующим звеном между автором и читателем. Именно от переводчика зависит, понравится ли читателю произведение, полюбят ли зарубежного автора в чужой для него стране. Поэтому переводчику так важно передать индивидуальный стиль автора, авторскую эстетику, которые проявляются как в самом идейно-художественном замысле, так и в выборе художественных средств для его воплощения.

Михаил Леонидович Лозинский стал переводчиком-профессионалом в возрасте тридцати трех лет. За тридцать пять лет он перевел 80 000 стихотворных строк и 500 печатных листов прозы.

О таланте Лозинского как переводчика вспоминает Мария Ивановна Бабанова, популярная советская актриса театра и кино: “Впервые жизнь осчастливила меня встречей с Михаилом Леонидовичем Лозинским в 30-х годах, когда наш театр приступил к работе над пьесой Лопе де Вега „Собака на сене”. Для меня это был великолепный переводчик с испанского языка, но даже тогда мы не смогли не оценить его необычайного поэтического и вместе с тем такого живого языка. В стихе совершенно не ощущался перевод, текст пробуждал легко и естественно самые различные чувства актера…  Но когда мне пришлось однажды быть у него в доме и увидеть его рабочий кабинет – только тогда я поняла, какой культурой обладает этот человек, как разнообразны его знания, как богато его поэтическое и многостороннее дарование.”

 Михаил Лозинский подарил русскому читателю “Божественную комедию” Данте. И до сих пор перевод этот не превзойден.

Произведение Данте в переводе Лозинского зрелищно. Вот ад: в бесконечном мраке, на фоне бушующих огненных рек и ревущего моря, грозных скал и топей болот слышны стоны грешников. Словно скульптуры возникают фигуры политических противников Данте. Они вступают в беседу. Поэт бранит и уличает своих противников, а бесы крюками сталкивают их как грешников в кипящую смолу. Эти страницы “Божественной комедии” приводили его противников-современников в неистовство.

Однако произведение насыщено многочисленными иносказаниями и аллегориями, которые были понятны только современникам Данте. А так как Лозинский был сторонником течения “ближе к тексту”, над переводом ему пришлось очень упорно поработать. Одна из встретившихся трудностей – терцины. Это особый способ стихосложения, родоначальником которого и был Данте. Таким образом, чтобы перевод был точным, следовало сохранить терцины и в произведении на русском языке. Вторая трудность – суть политических споров героев Данте. Вот как сам Лозинский говорит о своей работе: “Данте я начал переводить задолго до войны, когда еще служил в Публичной библиотеке, и приходилось переводить по вечерам, после утомительного дня. Это потом уже я смог перейти на полставки, потом на четверть ставки, а там и совсем бросил службу. Очень много времени занимала подготовительная работа: потребовалось множество сведений обо всех упоминаемых Данте лицах и тому подобное. Что знал — нужно было проверить, чего не знал — найти. И так, по зернышку, набралось двенадцать печатных листов комментария. Это, конечно, дало мне весьма многое. К тому же я имел свободный доступ ко всем фондам Публичной библиотеки. После всего этого работа над терцинами шла очень интенсивно, и “Ад”, например, я перевел за одиннадцать месяцев“.

Вот для примера читателям этого поста начало «Божественной Комедии», написанной терцинами:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу.

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но, благо в нем обретши навсегда,

Скажу про все, что видел в этой чаще…

“Ад” вышел в 1939 и 1940 годах. Оба издания разошлись мгновенно. К началу войны Лозинский закончил «Чистилище». Издать не успел, поскольку Ленинград оказался в кольце блокады. Рукопись «Чистилища» Лозинского принял на хранение Эрмитаж. Самого же переводчика эвакуировали самолетом, а поскольку вес багажа был жестко ограничен, понадобилось специальное разрешение взять с собой чемодан с материалами. (https://ygashae- zvezdu.livejournal.com/104748.html

О периоде работы над частью “Рай” вспоминает ученик Михаила Леонидовича, Игнатий Михайлович Ивановский: “Во время войны, в Елабуге, Лозинский трудился над окончанием перевода Данте в маленькой проходной комнатушке, тут же дочь стирала пеленки — родилась внучка Наташа. Не хватало не только хлеба, но и бумаги. Форма поэмы Данте чрезвычайно трудна, а записывать черновые варианты перевода было не на чем. Для белового текста раздобывалось что придется, чаще всего обложки исписанных тетрадей и старых брошюр. Внутренние стороны обложек были чистыми, на них можно было писать.”

В 1946 году Лозинский получил за этот труд Сталинскую премию.

Сохранились воспоминания об этом событии Николая Семёновича Тихонова (заместителя руководителя Союза писателей СССР А.А. Фадеева). В 1946 году Тихонов пришел к Сталину за утверждением кандидатов на Сталинские премии. Разговор был примерно таким:

— Какое главное литературное событие года, товарищ Тихонов?

— Несомненно, выход в свет, наконец-то в полном виде, перевода “Божественной комедии” Данте, товарищ Сталин. Большой положительный резонанс у нас и за рубежом. Переводчик — Лозинский.

— Это действительно хороший перевод?

— Выдающийся.

— Почему Лозинского нет в списке кандидатов?

— Видите ли, товарищ Сталин, в положении о Сталинских премиях сказано, что они присуждаются только за оригинальные авторские произведения.

— Ну что ж, если нам мешает Положение, мы его изменим.

Изменённое положение стало поводом к награждению позднее и других переводчиков Государственными премиями.

Закончить своё эссе о Михаиле Леонидовиче Лозинском я хочу двумя цитатами. Одна принадлежит И.М. Ивановскому: “Когда я беру книгу, переведенную Лозинским, меня охватывает чувство предстоящего праздника и вместе с тем надежности. Я могу полностью довериться переводчику. Все, что может сделать талант, трудолюбие и рыцарски честное отношение к делу — сделано. На таком высоком профессионализме вообще держится человеческое общество, держится цивилизация. Будь Лозинский не переводчиком, а, скажем, хирургом, на операцию к нему можно было бы лечь без страха, с легкой душой.”

Другая – А. А. Ахматовой: “В трудном и благородном искусстве перевода Лозинский был для ХХ века тем же, чем был Жуковский для века ХIХ.”

Автор: Larissa Chebaturkina

Литература, Русский и Родной язык, Посмотреть все записи автора Larissa Chebaturkina