Меня как-то  смущает возможность применения понятия “смерть” к словесному штампу. Если это штамп, то, значит, часто используется, повторяется.

Древние греки говорили, что человек жив до тех пор, пока жива память о нём. Память близка востребованности. Если мы мысленно обращаемся к дорогому нам человеку, если мы делимся с ним самым сокровенным,  просим у него совета, то он для нас жив. Даже если его давно уже нет на Земле.

Также и со словом. Коли  слово востребовано, то, значит, оно  живо. Другое дело, что применение штампов обедняет и мысль, и общение, и словарный запас. Штамп закрывает в определённом смысле дорогу любви к слову, как таковому. Но, при всём при том, штамп живёт и здравствует.

И всё-таки, какое же  слово тогда  является по-настоящему живым? Если довести “живость” слова до идеала, то, наверное, это не что иное, как придумывание слова. Так часто делают дети. Но ведь такое случается редко…. Впрочем, моя любимая бабушка тоже иногда занималась словотворчеством.

Бабушка была великолепной рассказчицей. Но правда у неё чудесным образом переплеталась с выдумкой. И часто выдумки было больше, чем правды. Она не использовала словесных штампов в силу своей неграмотности, но её речь была именно живая, завораживающая слушателей, с элементами диковинных словесных конструкций. Может, поэтому,  её рассказы были изумительны и слушатели нередко сидели с открытыми ртами.