Муж Мелани, Николай Александрович Барков, не был военным. Еще малолетним ребенком он числился «в службе» – «при Герольдии для определения к делам». В чине действительного статского советника он значился с 1800 года. Вплоть до 1816 года он все еще «при Герольдии для определения к делам», а в 1818 году – там же, но теперь – «не у дел»…
Матушка этих «примечательных» лиц, надворная советница Матрена Николаевна Баркова, происходила из весьма знатного рода Волконских, ведущего свое происхождение от Рюрика (IX век), Игоря и Святослава (X век). Дочь князя Николая Андреевича Волконского, Матрена Николаевна вышла замуж за Александра Петровича Баркова, которого в период, когда Мелани попала в эту семью, по-видимому, уже не было в живых. Кстати, Матрена Николаевна принадлежала к двадцать пятому «колену» (разветвлению) рода Волконских. Декабрист Сергей Григорьевич Волконский и мать Льва Николаевича Толстого, Мария Николаевна, принадлежали к двадцать шестому «колену» этого рода.
Не удивительно, что Матрена Николаевна не могла мириться с мыслью, что ее сын женился на французской комедиантке. К тому же Мелани несомненно была бонапартисткой. Живя в Москве в доме Барковых, она, безусловно, часто бывала в театре и общалась с французскими актерами и музыкантами, как видно из тех сведений, которые Стендаль получил от арфиста Феселя. Французские же актеры в то время подозревались в тайных связях с наполеоновскими шпионами. То, что в доме Барковых с недоверием относились к Мелани, доказывает то обстоятельство, что она не желала получать письма, написанные по-французски, хотя русского языка не знала.
Мелани вряд ли была разорительной женой, судя по тому, что о ней известно. Но она обладала практическим умом и заботилась о своем будущем. Она уже однажды была замужем, за немецким дипломатом Юстусом Карлом Грюнером, который вскоре развелся с ней, чтобы жениться на немецкой аристократке. Мелани получала от Грюнера пожизненную пенсию, отпадавшую в случае ее вторичного замужества.
Собираясь на ней жениться, Н. А. Барков обещал ей «заемное письмо» – долговое обязательство на пятьдесят тысяч рублей в качестве компенсации за утраченную пенсию. Войдя в семью Барковых и узнав о ее долгах, Мелани, естественно, беспокоилась за свою дальнейшую судьбу, тем более, что ее муж уклонялся от выполнения своего обязательства. Как видно, Мелани обращалась за содействием к его брату, П. А. Баркову, и получила в ответ вышеупомянутые письма.
Судя по примечанию на французском языке на одном из этих писем, они хранились у Мелани и после ее смерти были пересланы в Россию.
«Заемное письмо» Мелани в конце концов получила, но денег – нет. И тут не помогли ей ни переписка с французским консулом в Петербурге, ни даже обращение к самому царю…
Мелани умерла в возрасте сорока восьми лет, одинокой, но не бедной. Значительную часть своего состояния она завещала бедным студентам, чтобы они могли получить хорошее образование. Ее дочери Софи де Барков полагалась та сумма, которую ей должен был отец Софи. Составляя завещание, Мелани не знала, что ее дочь уже умерла… Что же касается ее мужа, то Мелани не только ничего не оставляла ему, но просила не сообщать ему о ее смерти. В случае же, если г-н де Барков станет оспаривать ее завещание, то она грозила опубликованием собственноручно составленных им бумаг, доказывающих неблаговидность его поступков…
Однако Н. А. Барков узнал о смерти своей супруги и оспаривал ее завещание, квалифицируя ее распоряжения как безумные, совершенные под влиянием посторонних лиц, которые воспользовались ее невменяемостью. Об этом свидетельствует публикация под заглавием «Странные распоряжения одного завещания. – Безумие. – Присвоение наследства», появившаяся в «Gazette des Tribunaux» 26 мая 1830 года. Эту публикацию и читал П. А. Вяземский в июне месяце того же года.
Судебная газета привела длинные выдержки из завещания г-жи де Барков, урожденной Гильбер, по заявлению истцов якобы подтверждающие ее безумие, и заключение суда по этому делу. Эти отрывки содержат не только обвинения и угрозы в адрес г-на Баркова, но также распоряжения покойной относительно ее погребения. Именно в этой части завещания Мелани Вяземский заметил «много странностей и романизма».
Мелани пространно выражала здесь свое отвращение к религиозной «торговле»: «Нет ничего более глупого, на мой взгляд, как покупка молитв»; «я предпочитаю присутствие одного друга во время этой печальной и последней церемонии всему шарлатанству представителей церкви»… Нуждаясь в дружбе «вплоть до могилы», Мелани высказывала опасение, что «люди, ремесло которых состоит в выставлении на показ внешних приличий», обвинят ее друга и душеприказчика в «самом скандальном, самом революционном безбожии»…
Мелани также писала о том, что она часто мечтала быть похороненной в семейной могиле, однако ее судьба – «жить одной, умереть покинутой и быть разобщенной в своей могиле»…
Странными могли показаться и ее желание, чтобы ее гроб не был заколочен гвоздями, и проникнутая мизантропией эпитафия, которую она себе придумала…
Суд не усмотрел в завещании г-жи де Барков признаки безумия и отказал истцам в иске.
оставил комментарий
от
evgenoper
(36.3 тыс. баллов)
оставил комментарий
от
lutim
